А ты сегодня улыбался?
Ками, я обещал тебе "Дневник одного айнура".
За-би-рай =)
НЕОБХОДИМОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
Эта рукопись была найдена мной в одной из общественных уборных города Москвы. Несколько разрозненных листков лежали в углу на закапанном краской стуле. Из любопытства я подошла посмотреть, и первые же слова поразили меня. Рукопись, написанная по-русски красивым, ясным почерком, содержала точные и неопровержимые доказательства пребывания в Средиземье Профессора, Перумова и пр. Те листки, которые попали мне в руки, были, очевидно, взяты из середины, поэтому ни имени автора, ни его местопребывания установить мне не удалось. Полагаю, что это мог быть кто-то из населяющих Валинор айнур. Указанное здесь заглавие условно.
...Господи, да профессор был милейшим человеком. Он мирно побродил по Валинору, попыхивая трубочкой и одобрительно поглядывая по сторонам. Его сводили по достопримечательностям, показали Феанора, попросили оставить запись в книге почетных гостей и проводили с искренним сожалением.
Потом был Перумов. Он не заинтересовался ни Валимаром, ни Форменос, зато с ходу оказался в Круге Судеб и долго, настойчиво расспрашивал Манвэ, ни нарушают ли Валар принципы свободы и независимости людей. Повелитель Ветров, купившись на умные глаза собеседника, начал было теологическую беседу, но уже через пятнадцать минут выяснилось, что Перумов в бога не верит, а все окружающее считает плагиатом с «Руслана и Людмилы». Что же оставалось делать? Кооптировали Тулкаса, вручили ему ведро здравура. Через сутки бесчувственное тело литератора загрузили на корабль и отправили по месту отправления.
После отбытия Перумова все мы, признаюсь, вздохнули с облегчением. Казалось, ничего хуже и быть не может. Как глубоко мы заблуждались!
Эта женщина обрушилась на нас, как гнев Эру на беззащитный Нуменор. Она уверенной походкой сошла со сходней, небрежно поправила черную накидку, стряхнула пепел с мундштука и проследовала в Круг Судеб. Опять в Круг Судеб! Уважаемые туристы, вы же не находите возможным по приезде в чужую столицу первым делом отправиться в парламент! Отыщите в себе хоть каплю уважения!
Впрочем, я отвлекся. Итак, эта женщина... Звали ее Наталья Васильева, но себя она приказала называть Ниенна. Настоящая Ниенна, увидев ее, на миг застыла, два раза всхлипнула и ударилась в рев. Она проревела все время, пока Васильева была у нас.
Эта женщина была самым страшным испытанием Валинора со времени гибели двух древ. Она была немногословна и вездесуща и, в отличие от своей тезки, плакать не собиралась. В двадцать четыре часа она заполнила собой все. Ходили слухи, что видели, как бледный Манвэ стоял перед ней навытяжку и почтительно бормотал:
- Понял... Слушаюсь... Больше не повторится...
А Феанор как заперся в Форменос, так и не открывал ворот до самого конца. Мелькора, замерзшего и умирающего от жалости к себе, вернули с орбиты и почтительно препроводили в Круг Судеб. Васильева сказала речь. Начало ее клацающий зубами Мелькор пропустил, но в середине начал прислушиваться, а к концу ее глаза Черного Валы сияли во лбу, как два Сильмарилла. Впрочем, остальные Валар были не лучше.
Итак, в Валиноре началась новая жизнь. Положение ухудшалось тем, что Васильева от нас никуда не собиралась. Мелькору было совсем худо. Его все жалели. Ему поставили трон в Круге. Теперь стоило Черному Вале открыть рот, чтобы зевнуть, как все орали друг на друга: - Тихо, Мелькор будет говорить! - и ели его глазами.
Укоренившееся за ним прозвище Моргот было повсеместно запрещено и изъято из печатных источников. С Тулкасом провели разъяснительную беседу, после которой он со слезами на глазах ходил к Мелькору извиняться. Тот послушал, похлопал Воителя по плечу и отпустил. Эльфов тоже пытались просветить, но они оказались упрямым материалом. Услышав, что Мелькор их всех любит, и они, значит, должны его любить и звать Учитель, телери впали в растерянность, нолдоры в гнев, а ваниары в ужас. Три короля устроили совещание, сравнили ощущения и, собрав семьи, дворы и народ, отправились прогуляться.
Н. Васильева пожала плечами и сказала, что они жалки, а у Владыки есть ученики и получше. На осторожный вопрос, не орки ли это, она презрительно промолчала.
Мелькор отъелся, обленился и обнаглел. Он валялся в отстроенном для него дворце и делал вид, что составляет альтернативный айнурский оркестр. Васильеву он называл «коллега», покровительственно обнимал за плечи и давал прикурить от пальца.
Впрочем, он ее, кажется, разочаровал. После того, как Ирмо удалил у него с лица следы проклятия Манвэ, обнаружилась неинтересная, костлявая и желтоглазая личность, к тому же питающая пристрастие к жительницам Тириона. В ванну его невозможно было загнать никакими силами, потому что Ульмо новыми веяниями так и не проникся и грозился с Морготом разобраться лично.
Да, забыл добавить, эта женщина как-то странно коверкала язык, то тут, то там вставляя «ах» или заменяя «а» на «э». Мы вначале подумали, что она задыхается в дыму, который непрестанно пускает изо рта. Но оказалось, что это изначальный язык, придуманный Мелькором, который затем исказили эльфы. Надо ли говорить, что Мелькор ее не понимал, но уже через несколько часов с успехом подражал, лихо мешая эльфийские и орочьи слова. Васильева его прекрасно понимала и была, кажется, вполне удовлетворена.
Итак, Мелькор поселился в комфортабельном дворце, вокруг которого, по настоянию Васильевой, насадили специально выведенные черные маки и ирисы (фиолетовые). Черные и серебряные шпили вздымались в безоблачное небо Валинора. Вскоре вокруг них сделал первые круги молодой дракон, названный Глаурунгом Вторым. Скотина шумно хлопала крыльями и время от времени выпускала жидкие языки пламени.
Васильева посмотрела на дракона и поморщилась, похоже, он не отвечал ее представлениям, но Мелькор был так горд своим произведением, что она не стала возражать. Вообще же Черному Вале явно не хватало поклонения. Валар в этом смысле были неудовлетворительны, тем более что Варда к Мелькору так и не пришла, предпочтя отсиживаться на Таниквэтиле. Эльфы же находились в такой несусветной дали, что даже Тулкас отказался их преследовать. Впрочем, оставался еще Феанор.
По настоянию Васильевой, с ним был организован сеанс связи по палантиру. Беседа прошла в угнетающей, нервной обстановке. Высокие договаривающиеся стороны уже после двух первых слов (ими были «Привет тебе») начали поминать друг другу старые обиды и угрожать. Васильева молча расстреливала Феанора глазами, но тут, как говорится, калибры были не равные. Мелькор плаксивым голосом жаловался на Финголфина и все порывался тыкать в лицо, на котором даже шрамов больше не было, и ныл, что нолдоры ему все жизнь мешали любить Средиземье. Феанор высокомерно орал, что Финголфин слабак и рохля, и если бы он был на его месте, то Моргот теперь бы тут не сидел. В завершение, обращаясь специально к Васильевой, Феанор заявил, что как был Моргот подлецом и сволочью, так и остался, хоть крылья ему приделай, а хоть рожу отмой. На этом сеанс связи прекратился. Моргот рыдал на плече у Васильевой. После восьмичасовой обработки с глазу на глаз он и сам верил, что у него в Средиземье и Белерианде были какие-то грандиозные планы и благородные намерения.
На наше счастье, этот инцидент положил конец безраздельному владычеству Васильевой в Валиноре. Разочарованность ее достигла предельной отметки. И ее трудно не понять.
Мелькор был хам, циник и болтун. Все его достоинства заключались в твердой уверенности, что он еще всем покажет. К цветам он был равнодушен, зверюшек понимал только в виде жаркого, а безрукость его была такова, что пришлось приставить к нему отдельного айнура для завязывания шнурков на ботинках. Валинор тоже не соответствовал облику бесплодной, сожженной светом страны. Воздух здесь был свежий и ароматный, города просторные и красивые, звери в лесах доверчиво подходили тыкаться носами в руки. Только вокруг дворца Мелькора все почему-то вяло, даже черные маки. Васильева начала смотреть на восток. Там, как представлялось ей, были простор и свобода: черные замки, черные маки и черные менестрели. Ей представился строй назгулов, молодцевато вытянувшихся перед ней. Не медля ни минуты и ни с кем особенно не прощаясь, она отбыла на пристань, и вскоре корабль, наспех выкрашенный в черный цвет, навсегда унес ее из Валинора. Ее проводили с кое-как прикрытым облегчением, предоставив оркам в рекордные сроки разрушать Ангбанд и возводить на его месте новую, уже прекрасную цитадель.
Измученный Мелькор (еще бы, столько времени изображать доброго и хорошего) приплелся в сады Ирмо и рухнул там под кустик. Потом он, к изумлению всего Валинора, помчался мыться и оказался вдруг братом-близнецом Манвэ. Больше он никому не досаждал, сидел себе в Валмаре и селекционировал яблоки под руководством Йаванны. А его дракона нолдоры приспособили к использованию в металлургии и горном деле. А однажды в Валиноре услышали крик. Сначала телери, потом нолдоры в Тирионе и, наконец, он долетел до Валимара. Ослабленный далью, почти неразличимый, он был полон такой тоски и нечеловеческой муки, что Ниенна поежилась и пролепетала:
- Может, мы зря? Саурон, конечно, Враг, но ведь ТАКОГО он ничего не сделал.
Вот и вся краткая история пребывания в Валиноре Натальи Васильевой, известной под прозвищем Ниенна. После ее отплытия эльфы снова вернулись в свои города и деревни, открылись ворота Форменос, на большом празднике Тулкас плясал с Ниенной № 1, звонко хохотавшей на удивление всему Валинору. Больше, пожалуй, никаких следов не оставило ее краткое пребывание. Только Тулкас, стоило какому-нибудь нолдорскому принцу из буйного потомства короля Финвэ не в меру расшалиться, плотоядно облизывался и говорил:
- Вы его не бейте, дайте я ему лучше в глаза посмотрю.
И виновный надолго притихал.
(с) Маргарита Тук
За-би-рай =)
НЕОБХОДИМОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
Эта рукопись была найдена мной в одной из общественных уборных города Москвы. Несколько разрозненных листков лежали в углу на закапанном краской стуле. Из любопытства я подошла посмотреть, и первые же слова поразили меня. Рукопись, написанная по-русски красивым, ясным почерком, содержала точные и неопровержимые доказательства пребывания в Средиземье Профессора, Перумова и пр. Те листки, которые попали мне в руки, были, очевидно, взяты из середины, поэтому ни имени автора, ни его местопребывания установить мне не удалось. Полагаю, что это мог быть кто-то из населяющих Валинор айнур. Указанное здесь заглавие условно.
...Господи, да профессор был милейшим человеком. Он мирно побродил по Валинору, попыхивая трубочкой и одобрительно поглядывая по сторонам. Его сводили по достопримечательностям, показали Феанора, попросили оставить запись в книге почетных гостей и проводили с искренним сожалением.
Потом был Перумов. Он не заинтересовался ни Валимаром, ни Форменос, зато с ходу оказался в Круге Судеб и долго, настойчиво расспрашивал Манвэ, ни нарушают ли Валар принципы свободы и независимости людей. Повелитель Ветров, купившись на умные глаза собеседника, начал было теологическую беседу, но уже через пятнадцать минут выяснилось, что Перумов в бога не верит, а все окружающее считает плагиатом с «Руслана и Людмилы». Что же оставалось делать? Кооптировали Тулкаса, вручили ему ведро здравура. Через сутки бесчувственное тело литератора загрузили на корабль и отправили по месту отправления.
После отбытия Перумова все мы, признаюсь, вздохнули с облегчением. Казалось, ничего хуже и быть не может. Как глубоко мы заблуждались!
Эта женщина обрушилась на нас, как гнев Эру на беззащитный Нуменор. Она уверенной походкой сошла со сходней, небрежно поправила черную накидку, стряхнула пепел с мундштука и проследовала в Круг Судеб. Опять в Круг Судеб! Уважаемые туристы, вы же не находите возможным по приезде в чужую столицу первым делом отправиться в парламент! Отыщите в себе хоть каплю уважения!
Впрочем, я отвлекся. Итак, эта женщина... Звали ее Наталья Васильева, но себя она приказала называть Ниенна. Настоящая Ниенна, увидев ее, на миг застыла, два раза всхлипнула и ударилась в рев. Она проревела все время, пока Васильева была у нас.
Эта женщина была самым страшным испытанием Валинора со времени гибели двух древ. Она была немногословна и вездесуща и, в отличие от своей тезки, плакать не собиралась. В двадцать четыре часа она заполнила собой все. Ходили слухи, что видели, как бледный Манвэ стоял перед ней навытяжку и почтительно бормотал:
- Понял... Слушаюсь... Больше не повторится...
А Феанор как заперся в Форменос, так и не открывал ворот до самого конца. Мелькора, замерзшего и умирающего от жалости к себе, вернули с орбиты и почтительно препроводили в Круг Судеб. Васильева сказала речь. Начало ее клацающий зубами Мелькор пропустил, но в середине начал прислушиваться, а к концу ее глаза Черного Валы сияли во лбу, как два Сильмарилла. Впрочем, остальные Валар были не лучше.
Итак, в Валиноре началась новая жизнь. Положение ухудшалось тем, что Васильева от нас никуда не собиралась. Мелькору было совсем худо. Его все жалели. Ему поставили трон в Круге. Теперь стоило Черному Вале открыть рот, чтобы зевнуть, как все орали друг на друга: - Тихо, Мелькор будет говорить! - и ели его глазами.
Укоренившееся за ним прозвище Моргот было повсеместно запрещено и изъято из печатных источников. С Тулкасом провели разъяснительную беседу, после которой он со слезами на глазах ходил к Мелькору извиняться. Тот послушал, похлопал Воителя по плечу и отпустил. Эльфов тоже пытались просветить, но они оказались упрямым материалом. Услышав, что Мелькор их всех любит, и они, значит, должны его любить и звать Учитель, телери впали в растерянность, нолдоры в гнев, а ваниары в ужас. Три короля устроили совещание, сравнили ощущения и, собрав семьи, дворы и народ, отправились прогуляться.
Н. Васильева пожала плечами и сказала, что они жалки, а у Владыки есть ученики и получше. На осторожный вопрос, не орки ли это, она презрительно промолчала.
Мелькор отъелся, обленился и обнаглел. Он валялся в отстроенном для него дворце и делал вид, что составляет альтернативный айнурский оркестр. Васильеву он называл «коллега», покровительственно обнимал за плечи и давал прикурить от пальца.
Впрочем, он ее, кажется, разочаровал. После того, как Ирмо удалил у него с лица следы проклятия Манвэ, обнаружилась неинтересная, костлявая и желтоглазая личность, к тому же питающая пристрастие к жительницам Тириона. В ванну его невозможно было загнать никакими силами, потому что Ульмо новыми веяниями так и не проникся и грозился с Морготом разобраться лично.
Да, забыл добавить, эта женщина как-то странно коверкала язык, то тут, то там вставляя «ах» или заменяя «а» на «э». Мы вначале подумали, что она задыхается в дыму, который непрестанно пускает изо рта. Но оказалось, что это изначальный язык, придуманный Мелькором, который затем исказили эльфы. Надо ли говорить, что Мелькор ее не понимал, но уже через несколько часов с успехом подражал, лихо мешая эльфийские и орочьи слова. Васильева его прекрасно понимала и была, кажется, вполне удовлетворена.
Итак, Мелькор поселился в комфортабельном дворце, вокруг которого, по настоянию Васильевой, насадили специально выведенные черные маки и ирисы (фиолетовые). Черные и серебряные шпили вздымались в безоблачное небо Валинора. Вскоре вокруг них сделал первые круги молодой дракон, названный Глаурунгом Вторым. Скотина шумно хлопала крыльями и время от времени выпускала жидкие языки пламени.
Васильева посмотрела на дракона и поморщилась, похоже, он не отвечал ее представлениям, но Мелькор был так горд своим произведением, что она не стала возражать. Вообще же Черному Вале явно не хватало поклонения. Валар в этом смысле были неудовлетворительны, тем более что Варда к Мелькору так и не пришла, предпочтя отсиживаться на Таниквэтиле. Эльфы же находились в такой несусветной дали, что даже Тулкас отказался их преследовать. Впрочем, оставался еще Феанор.
По настоянию Васильевой, с ним был организован сеанс связи по палантиру. Беседа прошла в угнетающей, нервной обстановке. Высокие договаривающиеся стороны уже после двух первых слов (ими были «Привет тебе») начали поминать друг другу старые обиды и угрожать. Васильева молча расстреливала Феанора глазами, но тут, как говорится, калибры были не равные. Мелькор плаксивым голосом жаловался на Финголфина и все порывался тыкать в лицо, на котором даже шрамов больше не было, и ныл, что нолдоры ему все жизнь мешали любить Средиземье. Феанор высокомерно орал, что Финголфин слабак и рохля, и если бы он был на его месте, то Моргот теперь бы тут не сидел. В завершение, обращаясь специально к Васильевой, Феанор заявил, что как был Моргот подлецом и сволочью, так и остался, хоть крылья ему приделай, а хоть рожу отмой. На этом сеанс связи прекратился. Моргот рыдал на плече у Васильевой. После восьмичасовой обработки с глазу на глаз он и сам верил, что у него в Средиземье и Белерианде были какие-то грандиозные планы и благородные намерения.
На наше счастье, этот инцидент положил конец безраздельному владычеству Васильевой в Валиноре. Разочарованность ее достигла предельной отметки. И ее трудно не понять.
Мелькор был хам, циник и болтун. Все его достоинства заключались в твердой уверенности, что он еще всем покажет. К цветам он был равнодушен, зверюшек понимал только в виде жаркого, а безрукость его была такова, что пришлось приставить к нему отдельного айнура для завязывания шнурков на ботинках. Валинор тоже не соответствовал облику бесплодной, сожженной светом страны. Воздух здесь был свежий и ароматный, города просторные и красивые, звери в лесах доверчиво подходили тыкаться носами в руки. Только вокруг дворца Мелькора все почему-то вяло, даже черные маки. Васильева начала смотреть на восток. Там, как представлялось ей, были простор и свобода: черные замки, черные маки и черные менестрели. Ей представился строй назгулов, молодцевато вытянувшихся перед ней. Не медля ни минуты и ни с кем особенно не прощаясь, она отбыла на пристань, и вскоре корабль, наспех выкрашенный в черный цвет, навсегда унес ее из Валинора. Ее проводили с кое-как прикрытым облегчением, предоставив оркам в рекордные сроки разрушать Ангбанд и возводить на его месте новую, уже прекрасную цитадель.
Измученный Мелькор (еще бы, столько времени изображать доброго и хорошего) приплелся в сады Ирмо и рухнул там под кустик. Потом он, к изумлению всего Валинора, помчался мыться и оказался вдруг братом-близнецом Манвэ. Больше он никому не досаждал, сидел себе в Валмаре и селекционировал яблоки под руководством Йаванны. А его дракона нолдоры приспособили к использованию в металлургии и горном деле. А однажды в Валиноре услышали крик. Сначала телери, потом нолдоры в Тирионе и, наконец, он долетел до Валимара. Ослабленный далью, почти неразличимый, он был полон такой тоски и нечеловеческой муки, что Ниенна поежилась и пролепетала:
- Может, мы зря? Саурон, конечно, Враг, но ведь ТАКОГО он ничего не сделал.
Вот и вся краткая история пребывания в Валиноре Натальи Васильевой, известной под прозвищем Ниенна. После ее отплытия эльфы снова вернулись в свои города и деревни, открылись ворота Форменос, на большом празднике Тулкас плясал с Ниенной № 1, звонко хохотавшей на удивление всему Валинору. Больше, пожалуй, никаких следов не оставило ее краткое пребывание. Только Тулкас, стоило какому-нибудь нолдорскому принцу из буйного потомства короля Финвэ не в меру расшалиться, плотоядно облизывался и говорил:
- Вы его не бейте, дайте я ему лучше в глаза посмотрю.
И виновный надолго притихал.
(с) Маргарита Тук
-
-
20.11.2007 в 23:15-
-
20.11.2007 в 23:19Тоооооааааа)))) у меня собрание полное секретных дневников, периодически перечитываю и плачу))) Но любимый - Питера Джексона все-таки)))
-
-
20.11.2007 в 23:24хэппиэнд)))))))
-
-
20.11.2007 в 23:25-
-
20.11.2007 в 23:31Не все к сожалению. Не все продолжения.
xxxegoist
Понравилось?))
-
-
20.11.2007 в 23:38О, да))) ещё как)